Вячеслав Толкачев: «Я понял биатлон»
Вячеслав Толкачев был первым белорусским биатлонистом, попавшим в сборную Советского Союза. Он же завоевал первую для нашей страны золотую медаль в этом виде спорта – в эстафетной гонке на юниорском чемпионате мира. Сегодня ему 69 лет, и он по-прежнему в строю. Работает заведующим кафедрой физического воспитания в Институте управления и предпринимательства. В кабинете Вячеслава Толкачева две секции отведены под кубки. В одной – награды его воспитанников-студентов за победы на соревнованиях по волейболу, футболу и другим видам спорта. Во второй – собственные. Правда, завоеванные не в биатлоне, а в дартсе. Вячеслав Ильич объясняет: в годы его спортивной карьеры кубки за победы не вручали. Вместо них победителям и призерам дарили позолоченные ложки, фотоаппараты, хрустальные вазы и другие призы. И это не единственное, что изменилось в биатлоне за десятилетия. Впрочем, куда интереснее история звучит из уст самого героя.
– Вячеслав Ильич, когда вы пришли в биатлон, этот вид спорта был далек от нынешней популярности. Чем он вас привлек?
– Я родился в Могилевской области, в Климовичах. С самого детства занимался лыжными гонками, попадал в число призеров на областных и республиканских соревнованиях. Когда окончил школу, приехал в Минск поступать в Институт физкультуры. Отделения биатлона тогда не было, а группу лыжников набирал биатлонист Евгений Селюнин. На спартакиаду ему нужны были два биатлониста. Селюнин повел нас в тир, выдал патроны. Выстрелили. Я попал в восьмерку, девятку и десятку. Сделали 20 приседаний, чтобы сбить дыхание, и снова отстрелялись. Ребята посыпались, а у меня результат тот же. Вот Селюнин и решил, что буду биатлонистом. Брал меня на тренировки с командой, а потом стал на сборы привлекать. Первое время винтовку мне не выдавали – ее просто не было. Все ребята занимались с винтовками, а я бегал без нее и стрелял только после того, как тренировка заканчивалась. В этот же год поехали на Спартакиаду профсоюзов. Для юниоров отдельной гонки на 15 километров не было – мы вместе с мужчинами бежали 20 километров. Я тогда занял 42 место из более чем ста участников. Всего одного места не хватило, чтобы выполнить мастера спорта. Селюнин тогда поддержал, сказал: «К тебе все еще придет, выполнишь своего мастера спорта».
– Как в воду глядел – после этого на чемпионате мира среди юниоров золото в эстафете и бронзу в личной гонке выиграли.
– Да, так все и вышло. После той спартакиады меня включили в юниорскую сборную СССР. Тогда в команде, кроме меня, были Саша Ушаков, Агдам Тагиров, Виталик Урбанович. Съездили на сбор в Румынию, поучаствовали там в гонке и поехали на чемпионат мира. Эстафету хорошо прошли, золото взяли. А вот в личной гонке мне откровенно не повезло. Перед началом соревнований у меня на глазу выскочил огромный ячмень. Тренером юниоров был Валентин Пшеницын. Я попросил сделать замену, на что он ответил: «Какую замену? Ты уже заявлен, жеребьевка прошла, ты стартуешь третьим!» Следом за ним прибежал доктор Чернашкин. Посадил меня на стул, сам сел мне на колени и давай выдавливать этот ячмень. Больно было жутко. Я глянул на люстру из трех лампочек и увидел все девять! Доктор сделал примочки, положил повязку. Наутро я давай ее разматывать. На кровати напротив сидел Тагиров. И, как только я снял бинт, он пулей из комнаты вылетел. Вернулся уже вместе с Чернашкиным. А у меня весь глаз в крови, стали вытирать. Как вытерли, доктор выдохнул: «У тебя три фурункула было. Два я выдавил, а это третий вышел!»
– И вы побежали эту гонку?
– Глянул еще раз на люстру, увидел три лампочки и побежал. Так если бы на этом приключения закончились! Это сейчас перед гонкой биатлонисты трассу проходят. А раньше было по-другому: с вечера ее прокладывали, за ночь снег выпадал, и мы уже стартовали. Перед гонкой намазали лыжи и побежали по свежему снегу. К первому подъему я уже выигрывал 45 секунд у немца и шведа. А потом почувствовал, что снег на лыжи налипает, и к концу подъема у меня на ногах уже целые колодки были толщиной сантиметров 10. Наверху тренер мне хвороста под ноги кинул, чтобы я лыжи почистил. Пока оттирал, уже 45 секунд проигрывал лидеру. А дальше просто не мог отойти от шока – вся гонка как в тумане. Прибегу на стрельбище, ватку достану, протру глаз, отстреляюсь и бегу дальше. Оковы с меня только после последнего рубежа, за 1,5 километра до финиша спали. И я как начал чесать! Одного обошел, второго… Еще бы сто метров, и пришел бы первым!
– После этого чемпионата мира вас включили в сборную СССР?
– Да, и так я в 20 лет стал первым белорусом в ней. В сборной мы – я, Ушаков и Урбанович – были детворой. В тот момент за нее выступали олимпийские чемпионы, звезды Александр Тихонов, Виктор Маматов, Николай Пузанов, Владимир Гундарцев, Ринат Сафин. Тренеры нам, молодежи, ничего особо не подсказывали, но мы старались. Я в первый же год выиграл Кубок Союза в латвийском Цесисе – больше ста человек обогнал, и меня включили в состав на поездку на чемпионат мира. Сборная СССР тогда котировалась очень высоко: если ты попадал в эстафетную команду, считай, становился олимпийским чемпионом или чемпионом мира. А шансов попасть в эту эстафетную четверку было немного.
– Тогда на чемпионатах мира было всего две гонки?
– Эстафета и гонка на 20 километров. В личной гонке бежали звезды, да и в эстафетной четверке костяк оставался – меняли только одного человека. Перед чемпионатом мира в Швеции мне чуть-чуть не хватило. Тогда запасным повезли Назима Мухитова, и на контрольной эстафете я на последнем отрезке проиграл ему две секунды. Мне всегда было проще бежать за кем-то – тот, кто видит спину соперника, никогда не проигрывает. Вот он бежал за мной и опередил. Мухитова поставили в эстафету, он стал чемпионом мира, заслуженным мастером спорта, а я остался сбоку. На следующем чемпионате мира история повторилась – я в состав не попал, хотя отборочные старты прошел хорошо.
– Не попали вы и на Олимпиаду в Саппоро в 1972 году.
– Снова чуть-чуть не хватило. Основной отбор должен был быть на соревнованиях в Италии. Я ставил перед собой задачу выступить неимоверно хорошо. Команда собиралась в одном месте, а по пути к Шереметьево мы должны были подхватить доктора Чернашкина и тренера Иерусалимского, который был нашим смазчиком. Точнее, он подбирал нам мази, а лыжи мы готовили сами – сервисменов, как сейчас, не было. Приехали мы на место, а Чернашкина с Иерусалимским нет. Прождали полчаса и решили лететь без них. Перед соревнованиями тренер Александр Васильевич Привалов сказал, чем нам лыжи обрабатывать. Мы намазали, а потом глянули, что плохо идут. Тут пришел Бяков, сказал, что жидкая смазка хорошо подходит. Ну, мы и начали быстро перемазывать. В итоге прогадали. Выиграл гонку Георгий Буранов, который не успел перемазать лыжи. А все остальные – Тихонов, Маматов – пробежали плохо, и руководство решило, что отбор будет на соревнованиях на Сахалине. Там стрельбище было на горе, ветром все продувало. А у меня тогда с винтовкой проблемы были – курок надо было дожимать, чтобы выстрелить. Вот я в такую погоду и настрелял… На лежке три минуты штрафа и девять – на стойке. Плохо на Сахалине стреляли все. Но олимпийским чемпионам сказали, что на стрельбу смотреть не будут, и главное – показать ход, а нам – нет. В итоге я много времени простоял, пытаясь попасть по мишеням. На Олимпиаду поехали Бяков с Ушаковым, а я с Сахалина отправился домой. А через год меня вывели из основного состава сборной.
– Тогда не хотелось закончить карьеру?
– Нет, я не был к этому готов. Поэтому стал тренироваться в «Буревестнике», потом служил в армии и выступал за нее. К Спартакиаде народов 1977-1978 годов готовился очень серьезно. У меня еще одна особенность была: я никогда не мог на сборах пробыть больше 20 дней. Буквально на 21 день начинал так хотеть домой, что можно было больше не тренироваться и не выступать. Команда наша готовилась к сборам перед спартакиадой. Я посчитал, что, если поеду на сборы со всеми, соревнования начнутся после 20 дня – то есть можно и не ехать, результата не покажу. Я решил остаться подольше в Минске, отпраздновать свой 30 день рождения, а потом поехать на сборы. Так и сделал. В день спринта предупредил тренеров: «Не говорите мне ничего, я бегу на свой лучший результат». Но нет – Корчевский отличился. После одной стрельбы закричал, что я лидером выхожу, после второй сделал то же самое. Я опережал ближайшего соперника на 30 секунд и думал, что есть уже для Беларуси медаль. Но на последних 2,5 километрах проиграл Алябьеву и Тихонову.
– А потом взяли реванш в гонке на 20 километров?
– Еще как! Выиграл в одну калитку. Знал, что перед гонкой мне надо сильно устать, чтобы за ночь прошло перевосстановление, и утром я был на пике формы. Перед этой гонкой специально погулял по Свердловску, походил по магазинам, в кино и кафе сходил. В гостиницу вернулся на такси. За ужином Витя Семенов сказал, мол, завтра повалю по трассе. На что я сказал, что выиграю я. Так все и вышло. После этого меня снова позвали в сборную СССР.
– К тому времени боевые винтовки уже сменились малокалиберными?
– Мне тогда как раз выдали новую. Но, как ее ни подгоняли, не мог привыкнуть. Я считался одним из лучших стрелков в стране, хотя такой статистики, как сейчас, не было. С новой винтовкой на стойке все нормально было, а на лежке меньше трех минут штрафа не выходило. Только через год подтянул стрельбу. Правда, дальнейшую мою судьбу решил случай.
– Какой?
– В Минске был август, стояла хорошая погода, а в один день зарядил проливной дождь. Нам дали выходной. Я повез своего товарища Орловского в город, сказал ему сесть на заднее сиденье машины. Съехали с кольцевой, подъехали к перекрестку на Ангарской. Перед нами ехал мусоровоз и поворачивал направо. А оттуда выезжал автобус и не видел меня. Он перекрыл мне всю дорогу. Что делать? На встречную не выедешь – вдруг там машина. Вокруг тоже не объехать – с той стороны остановка, люди стоят. Я нажал на тормоз, но по мокрой дороге машина пошла, как по льду, и мы влетели прямо в середину автобуса… Перед этим только успел крикнуть: «Коля, держись!» Я не был пристегнут, из-за этого ударился коленями и грудью – сломал два ребра и грудину. А Коля свернул переднее сиденье и ударился в козырек – сотрясение мозга. В «Раубичи» мы вернулись уже на автобусе. Я еще в волейбол умудрился поиграть там. А потом понял, что все болит, спать не мог. Жена наложила тугую повязку, через две недели стало лучше. Начал тренироваться. Стрелять не мог – прогибаться больно. Бегал и думал: «А оно тебе надо? 30 лет все-таки». Всякие мысли лезли в голову.
– И после этого вы перешли из спортсменов в тренеры?
– Перед первенством СССР предложили работу в «Динамо», я не отказывался. А потом на этап Кубка мира в Оберхофе повез юниоров в качестве тренера, хотя еще и сам бегал. Я на всякий случай взял с собой винтовку. На индивидуальной гонке запустил их, провел по трассе, но они ничего не показали. Потом и сам заявился на спринт – намазал, пристрелял и выпустил юниоров, а в последней группе стартовал сам. У немцев тогда сильная команда была – Ульрих, Зиберт. К тому же они бежали дома, и проиграть для них было смерти подобно. Вот у меня Ульрих и урвал четыре секунды. Но тогда я понял, что могу еще чудеса творить. Если бы не эта авария, лет до 40 точно бегал бы. Я ведь тогда только-только понял биатлон. Но, наверное, не суждено было…
– Сложно ли было перейти в тренеры?
– Я очень долго готовил себя к этому. Еще когда выступал, сам себе планы подготовки составлял. Вел специальные дневники, куда записывал, как и что делал и какие были результаты. Потом анализировал, почему выступил хорошо или плохо, сравнивал результаты сезонов. Большую работу проделал. Однако потом все дневники украли. Но тренером я всегда больше работал в команде, как таковых своих воспитанников у меня не было. Через мои руки Олег Рыженков, Сергей Чепиков и многие другие биатлонисты прошли. Так за работу с командами и получил звание заслуженного тренера.
– Многое ли изменилось в биатлоне с тех пор, как вы сами выступали?
– Очень многое. Те же винтовки, лыжи. Когда я начинал бегать, лыжи были деревянные. Только потом пластиковые появились. В наше время спортсмены сами мазали их, и смазок было не так много, как сейчас. За оружием тоже следили сами. Я, например, был одним из первых, кто вместо «пенька» стал стрелять с круглой мушки. Такие в 70-е годы только у стрелков были, и я ездил к армейцам, узнавал, что да как, а потом сам сидел и выпиливал круглую. Все ногти стер, пока сделал. «Раубичи», конечно, кардинально изменились. А ведь я помню, как их только открывали…
– В «Раубичах» вас, к слову, можно было увидеть на фестивале «Гонка легенд – звезды биатлона за мир». Приезжали повидаться со старыми друзьями?
– Конечно. Очень приятно встречаться с коллегами. Раменский, Тихонов, Алябьев, Васильев… Дима Васильев вообще удивил. Когда-то, когда я работал в ЦС «Динамо», нам дали несколько пар новых ботинок «Адидас», и одну из них я ему отдал. Сказал, что он мне теперь презент с чемпионата мира должен. Он до сих пор помнит эту историю! Сказал: «Вячеслав Ильич, я же тогда и мечтать не мог о чемпионате мира, а вы меня заставили поверить в то, что попаду на него». Вот видите, иногда и одно слово может вознести человека на такую вершину, о которой он даже не мечтал.
– Уже 16 лет вы работаете в Институте управления и предпринимательства, играете в дартс даже на международных турнирах. А по биатлону не скучаете?
– Я частенько сужу различные биатлонные соревнования, поэтому совсем из биатлона не ушел. Здесь тоже интересно – студентам на личном примере показываю, как надо любить спорт. Я не вижу смысла жалеть о чем-то.
Татьяна Пастушенко для журнала "Биатлон"
Фото - zviazda.by
